Александр Абрамович . ОТ ИЛЬИЧА ДО ГОРБАЧА БЕЗ ИНФАРКТА И ПАРАЛИЧА*
Запоздалое эссе о дорогом Леониде Ильиче
"Нам нужен безБРЕЖНый простор"
Андрюша Федоров, знаток самодеятельной песни и мой институтский друг, 1979-80 гг.
Это было недавно - каких-нибудь двадцать с небольшим календарных лет назад. Это было давно - оказывается, с тех пор минула целая историческая эпоха. Я видел собственными глазами Леонида Ильича Брежнева - или думаю, что видел - только один раз в жизни, в виде силуэта, мелькнувшего в промчавшемся лимузине. Институт, в который я поступил после школы, находится в Москве в начале Ленинского проспекта - части пути в Кремль из международного аэропорта Шереметьево-2. Зимой 1976-77 гг. пришла по разнарядке парткома очередь нашей группы, вооружившись бумажными флажками, занять четко установленное от столба до столба место на обочине проспекта с единственной целью - изобразить ликование советского народа по поводу приезда гостей из дружественной страны (не уточняю, какой именно - дело не в этом). Думаю, с задачей мы справились, поскольку, несмотря на морозец, радость от законно прогулянных пар и общения с друзьями и подругами вне стен alma mater была написана на наших лицах. Кроме того, был отличный повод поделиться друг с другом новейшими анекдотами из самой популярной серии. Вот, к примеру, образец. Леонид Ильич дома, вдруг звонок в дверь. Брежнев подходит, достает из кармана бумажку и хрипло читает: "Кто там?". К чему я это пишу? Пришел домой с работы, чувствовал себя устало и предболезненно. И вдруг за ужином слышу от дочки нечто удивительное - в лицее задали написать доклад о Л.И.Брежневе. Вопрос ко мне сугубо практический: откуда тему скатать? Не знаю почему, но усталость куда-то пропала. Появилось воодушевление, я моментально раскопал на верхних полках "Целину", "Отчет о поездке товарища Л.И.Брежнева в Сибирь и на Дальний Восток", нужную главу в "Номенклатуре" Восленского и нужную статью в СИЭ. Я сделал это так споро, будто подспудно ждал вопроса; будто ответ на него давно у меня вызревал. Без всякого следа усталости я был немедленно готов к обстоятельной беседе на тему "Образ дорогого товарища Л.И.Брежнева в свете непринятых решений несостоявшихся съездов несуществующей КПСС - XXIX (год 1995) и юбилейного XXX (год 2000)". Накропать бы такую диссертацию да пойти защитить у каких-нибудь живых апологетов исчезнувшей науки об "уме, чести и совести эпохи ". Теперь уже поздняя ночь, но вдохновение так и не иссякло. В натуре, с эпохой "развитого социализма ", идеологически построенного в СССР под руководством "лично дорогого товарища" Л.И.Брежнева, связана вся моя молодость без всяких изъятий. Брежнев пришел к власти в 1964 году, когда я заканчивал детский сад и готовился к поступлению в среднюю школу. Он ушел одновременно (как и положено на партийном посту) из жизни и власти в 1982 году, когда я, окончив институт, готовился стать простым советским научным сотрудником, ничего более от жизни не ждущим. Вот между этими двумя эпохальными (так мне казалось) датами я внутренне и свыкся с мыслью о том, что где-то здесь, совсем рядом (типа: Ленин с нами ) живет такой добрый-добрый, авторитетный-авторитетный, лично дорогой товарищ. Все лучшее в жизни было в те годы. И надежды, и переживания, и первая любовь. И вторая, и третья... И это чувство почти интимной близости, видимо, испытывал далеко не я один. Поскольку заболевание умственного зрения под названием "аберрация близости" оказалось чрезвычайно распространенным. Но это все же было потом, в семидесятые годы. А сначала был расцвет, были шестидесятые - "толстые, пузатые " (из лучшей песни группы "Любэ" - как "гипсовую статую сняли втихаря "). Был советский социалистический высокий ренессанс (после хрущевского позднего реабилитанса). Мое поколение это все помнит хорошо, но без особенного участия; зато вот кто постарше - те, на мой взгляд, отравлены тоской по ощущениям тех лет. Был московский театральный бум, были лучшие советские кинокомедии (как "Бриллиантовая рука"), да мало ли что было и кто был. Солженицын был, к примеру. Затем его не стало, выслали из страны. Сахарова отправили в ссылку в Горький за поддержку диссидентов, появившихся после ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году. Страна в те годы была буквально пропитана помпезностью а-ля советский ампир. Юбилей сменял юбилей: 20 лет победы в Великой Отечественной войне (чиновники сократили до ВОВ), 50 лет Великой Октябрьской социалистической революции (можно - ВОСР), 100 лет со дня рождения В.И.Ленина (можно - ВИЛ). И было "много выпито вина за праздничным столом..." (А.Макаревич). А Леонид Ильич десятилетие своего пребывания у власти встречал уже довольно отяжелевшим, одряхлевшим человеком, склонным к дидактическим воспоминаниям о прожитых днях (типа: все хорошее у нас впереди, а как повернемся - так сзади ). В соответствии с определением социалистического реализма как искусства льстить начальству доступными для него методами, стараниями советских литераторов, композиторов, кино- и просто художников эпизод Великой Отечественной войны под названием "Малая земля" потихоньку начинал занимать в официальном летописании место действительно больших сражений. Количество звезд на груди "лично товарища" превзошло аналогичное у самых известных боевых маршалов. За период с 1972 по 1980 год Леонид Ильич получил 12 звезд героя всех соцстран и 16 орденов дополнительно. Откуда знаю? - Сам считал (шутка, конечно - все запротоколировано где положено). Продолжительность аплодисментов, переходящих в овации при появлении "лично товарища", росла прямо пропорционально степени развития социализма. Чем выше степень согласно указаниям директивных органов - тем продолжительнее овации (помните, потом с Сахаровым на съездах народных депутатов боролись захлопыванием? Так это ж следствие всеобщей натренированности). И кто-то в те годы в кухонном разговоре о ситуации в СССР выразился так: "Ползучая контрреволюция ". Короля играет, как известно, свита и двор; генерального секретаря ЦК КПСС, следуя той же логике - Политбюро и ЦК. Это было и так, и не совсем так. Это так в той мере, в какой мы все еще подчиняемся нормам остального человечества. Согласно этим нормам, существует духовный суверенитет личности и индивидуальное спасение. Я думаю что, в общем и целом, мы не верим в эти сказки. И это было (в смысле, кто кого играл) не так, поскольку мы - первооткрыватели тоталитарной эпохи, творцы ее и жертвы одновременно. Мы - "слишком тесно интегрированный социум ", кто-то отечественный сказал. Помните у поэта: "Я не участвую в войне - война участвует во мне " (Ю.Левитанский)? Перефразируя, получим: "Я не участвую в Ильиче - Ильич участвует во мне". Который именно Ильич - не столь уж важно; ясно что самый главный. На таком фоне культ личности - это как бы перманентный процесс типа мировой революции по Троцкому. Основных известных вариантов два: а) культ с личностью и б) культ без личности. Что такое культ личности, когда отсутствует сама личность? Это воспоминание о ней. Это навязчивая мысль о герое, идущем первым, всегда готовым пионером (а пионеры возвращаются со стрелами в спине - эта мудрость Дикого Запада все же справедлива не только там). Мечта о всеобщей искупительной жертве за всех нас, грешных. Все потихоньку "несли" (не яйца, а совсем наоборот), а кто ответит? Первое лицо. Выражение этого лица было нашим общим выражением. Судьба - нашей общей судьбою. Трудности - нашими общими трудностями. Дурость - нашей общей дуростью. Ну и так далее - чего там еще общим-то бывает? Бисмарк еще лет сто тридцать назад сказал: "Если хотите строить социализм, возьмите страну, которую не жалко. " На правильном пути находился Миклухо-Маклай, который пытался в 1886 году организовать русское социалистическое поселение на северо-восточном берегу Новой Гвинеи. Но недальновидное царское правительство не дало на это высочайшего позволения. Верх непредусмотрительности. Поэтому пришлось организовывать социалистическое поселение на территории России, а чтобы никому не было обидно/завидно - сразу на всей. А при чем здесь Леонид Ильич, если он родился только в 1906 году? Правильно, ни при чем. Обычная жертва обстоятельств. И, наконец, последнее воспоминание, тоже из Москвы. Годах в 1988-1991 я любил потусоваться на Пушкинской площади, со стороны памятника. Там было весело и болтливо. Как-то, наслушавшись перестроечных речей, я перешел в сквер и присел на лавочку покурить. С другой стороны лавки сидело странное существо, даже пол которого моя память не зафиксировала. И существо это вслух говорило примерно следующее: "Дураки, дураки! Ругают время Брежнева! Застоем называют! Да это было самое золотое время для народа, когда хоть жить людям давали! Еще вспомнят об этом, когда перестроятся коленками назад!" Это вот "коленками назад" почему-то врезалось в память. Я не стал спорить со странным существом и молча принял к сведению его сентенции. Я не считаю, что время Брежнева было золотым или, наоборот, слишком мрачным; я хочу считать его нужным, по-человечески оправданным временем размышлений, временем исторического передыха общества после хрущевских треволнений и перед треволнениями горбачевскими. От Хруща через Ильича до самого до Горбача - и все без инфаркта и паралича. Ну нельзя все время волноваться! (*) - фраза "от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича " принадлежит и/или относится к видному советскому партийному и государственному деятелю Анастасу Ивановичу Микояну, начавшему свою деятельность при Ленине и завершившему ее при Брежневе. 1 1 Предвыборная программа Виктора Януковича - кандидата в депутаты Енакиевского горсовета в 1990 году."Родился в 1950 году. Член КПСС. Украинец.
Трудовую деятельность начал в 1969 году газовщиком газового цеха металлургического завода. Работал автоэлектриком, механиком в Енакиевском АТП 04113.
В 1973 году закончил Енакиевский горный техникум, Горный техник, электромеханик. В 1980 году - Донецкий политехнический институт, факультет "Автомобили и автомобильное хозяйство".
С 1976 по 1984 год - директор автобазы производственного объединения "Орджоникидзеуголь".
С 1984 года - директор центральной автобазы производственного объединения "Донбасстрансремонт". Затем трудился в государственном производственном объединении "Донецкуглепром" и в главном территориальном управлении по добыче угля Донецкой области "Главдонецкуголь".
С 1989 года - директор производственного объединения "Донбасстрансремонт" Минуглепрома СССР".
| "Енакиевский рабочий". 13 января 1990 года |
Из программы кандидата
Из всех вопросов, которые предстоит решать, главным считаю утверждение прав человека и их утверждение законом.
Долой своеволие и безнаказанность чинуш от административно-командной системы! Долой произвольное толкование закона бюрократами, твоими непосредственными начальниками, судом, прокуратурой, милицией. Закон - превыше всего!
Закон, принятый самим народом, поэтому мудрый и строгий, обязан беречь и защищать человека от первого его вздоха до последнего. От права на рождение равными в своем достоинстве через достаточную сеть роддомов, других медицинских учреждений, до права на достойные похороны по воле или завещанию.
Право на счастливое детство - это право на становление; обретение и утверждение твоей личности в обществе, поддержание достоинства.
Культуру и воспитанность - в программы школ, техникумов, ПТУ, институтов. Спорт, дворцы, кружки по интересам, библиотеки - в полное распоряжение подростков, юношей и девушек - молодежи.
Право на достойную жизнь обеспечивается на протяжении всей жизни трудящегося и его семьи всеми видами социальных благ, которые необходимы для нормального проживания, питания, поддержания здоровья и благосостояния, право должно распространяться на случай потери здоровья, инвалидности или наступления старости.
Считаю необходимым в Законе о собственности главный акцент сделать на то, кто будет распоряжаться результатами труда.
Полным и безраздельным хозяином продукта труда должен быть его производитель, а не вышестоящий орган, не финансист и сборщик налогов, не тот, который никогда не дышал воздухом нашего города-труженика и даже в глаза его не видел.
А эти глаза рассказали бы, что хозяева выплавленного металла, добытого угля, кокса, цемента, бетона прекрасно понимают необходимость отчисления части своих средств на оборону, медицину, образование, благоустройство города, но никогда не поймут, почему за их счет содержатся миллионы официальных нахлебников.
Проблем в городе много. Такие, как разработка и реализация комплексной программы оздоровления экологической обстановки в городе (в том числе перепрофилирование ЕКТИКа, закрытие аглофабрики и другие); улучшение медицинского обслуживания; обеспечение жителей гарантированным теплом, оказание помощи предприятиям торговли и быта с целью обеспечения жителей города и поселков продуктами питания, товарами и различными услугами.
Это далеко не все вопросы, которые необходимо решать будущему обновленному Совету и народным депутатам, ставя во главу всего - заботу о человеке".
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ОТЦЕ
Ввести «единицу устойчивости – один Микоян», как говорили мои друзья, или пройти путь «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича», как говорили многие, – все это не значило, что Анастас Иванович Микоян бессловесно подчинялся или бездумно соглашался с Лениным, Сталиным, Хрущевым, Брежневым.
Если попытаться суммировать причины его «непотопляемости» и беспрецедентно длительного политического выживания, особенно в сталинские времена, то можно привести его ответ одному иностранцу: «Мне просто повезло».
Ему действительно всю жизнь везло. Его могли убить на турецком фронте в 1915 году, он мог умереть от тифа в Карсе, смерть прошла мимо него во время уличных боев в Баку в 18-м, его могли прикончить эсеры после падения бакинской коммуны, его могли передать деникинской контрразведке во время арестов в 19-м. Он мог умереть от туберкулеза в 1924 году, его могли унести кровавые ураганы 37-го, его мог убить солдат, стрелявший в его машину, выезжавшую из ворот Спасской башни, осенью 41-го. Он был бы уничтожен в 1953 году, проживи Сталин дольше. Он не погиб в Будапеште в 56-м, не утонул в ледяных водах Атлантики в январе 59-го, когда загорелись двигатели самолета, летевшего по маршруту Нью-Йорк – Копенгаген. В 1963 году в кремлевской больнице ему влили кровь донора, больного гепатитом. Выздоровление было настолько трудным, что он начал терять надежду...
Ему не повезло только в октябре 1978 года: он простудился, началось воспаление легких, перешедшее в отек легкого. Ему было почти 83 года.
И все же: почему при всех лидерах ему везло в политической жизни? Выскажу свое мнение, не претендуя на исчерпывающий ответ: он никогда не стремился вверх, на высшие посты. Он просто работал, блестяще справлялся с любыми заданиями. На повышения соглашался, лишь подчиняясь партийной дисциплине. Ни один лидер номер один не видел в нем личной опасности для себя.
В спорах был тактичен, умел высказывать свое мнение, не роняя престиж лидера, с которым спорил. Жизнь доказывала его правоту.
Сергей МИКОЯН
До революции о Сталине я знал только по его работе «Национальный вопрос и социал-демократия», которую мы наряду с книгами Шпрингера и Отто Бауэра штудировали в марксистском кружке в 1915 году, когда я учился в семинарии.
 |
В бакинской тюрьме. 1919 г. |
Мне рассказывали, особенно жена Шаумяна, Екатерина Сергеевна, что Сталин, будучи в Баку, вел себя как склочник, подсиживал Шаумяна, что в какое-то время работы бакинской организации он и Спандарян захватили руководство в свои руки.
Сам Сталин позднее о жене Шаумяна говорил: «Эта женщина, как самка, думает только о своих птенцах, она часто враждебно смотрела на меня, потому что я втягивал ее Степана в такие конспиративные дела, которые пахли тюрьмой. Бывало так, что мы со Спандаряном ворвемся в квартиру и говорим: «Степан, собирайся, идем на такое-то нелегальное собрание». Степан сразу же соглашался и шел. Она же не могла спрятать своего неприязненного отношения ко мне».
Вообще Сталин и Шаумян считались друзьями, но после смерти Шаумяна Сталин не хотел поддерживать близких отношений с его семьей. Он относился неплохо к его старшему сыну, но не проявлял теплоты и дружбы.
Когда в Закавказье образовались буржуазные государства, которые отделились от России, мы, не советуясь с товарищами из центра, пришли к выводу, что будем бороться за Советский Азербайджан, приняли на Бакинской конференции такое решение. Советский Азербайджан, считали мы, должен действовать рука об руку с Советской Россией.
Вслед за этим встал вопрос, какая же партия может быть: просто РКП(б) в Азербайджане или же это надо изменить и как?
Позже мы узнали, что в Москве создан ЦК Компартии Армении, хотя этот вопрос никогда на Кавказе не обсуждался. Этого решения добился в Москве Айкуни при помощи Сталина, и, по существу, в эмиграции, в Москве, а не в Армении, была создана Компартия Армении и ее ЦК. Поначалу нас это не возмущало, так как мы полагали, что эта партия создана для эмигрантов-коммунистов из Турецкой Армении, и считали, что это разрешится с образованием Армянского государства на базе Турецкой Армении. Но в 1919 году, когда Турецкая Армения оказалась отрезанной, к нам стали приезжать из Москвы от ЦК Армянской компартии агенты, чтобы объединить работу коммунистов-армян Грузии и Азербайджана. При этом они говорили, что руководствуются указаниями ЦК РКП(б) и ему подчиняются. Я понял, что это делается через Сталина, и это внутренне настраивало меня против него.
В конце октября 1919 года я прибыл в Москву для решения национального вопроса в ЦК партии и узнал, что в Азербайджане создается партия «Гуммет», объединяющая коммунистов только азербайджанской национальности. Причем и это решение было принято без опроса коммунистов разных национальностей, которые работали в Азербайджане.
Несуразность этих методов организации вызвала у меня возмущение. И когда я прибыл в Москву, я не попросился к Сталину на прием. Раз как-то встретились в коридоре, поклонились друг другу и, не обмолвившись ни словом, разошлись. О всех вопросах краевой партийной организации я подробно в течение двух часов рассказывал Ленину, который отнесся благожелательно к моему сообщению и обещал обсудить поставленные мною вопросы на Политбюро. Он послал мои письменные предложения на заключение Сталину (тот, будучи членом Военного совета Южного фронта, выехал в Серпухов, под Москву), но от Сталина не поступило никакого заключения. Не было его и на заседании Политбюро, когда рассматривали мой доклад и предложения по национальному вопросу. Я же требовал отмены некоторых решений ЦК, не называя имени Сталина. Ленин поддержал меня в главном: партия должна строиться по территориальному принципу, а не по национальному. Был подготовлен проект решения, но его не приняли – до получения мнения Сталина, игравшего большую роль как член Политбюро и нарком по делам национальностей.
В декабре 1920 года я приезжал в Москву на съезд Советов, но не встречался со Сталиным: все не мог простить ему неправильно принятых по его предложению решений. И дело даже не в самой сути этих разногласий. У меня осталась обида на то, что он решал у нас за спиной, ни с кем не посоветовавшись.В марте 1921 года я был делегатом на Х съезде партии. После одного из заседаний, когда приближалось обсуждение вопроса о выборах ЦК, меня, как представителя Нижегородской организации, стоящего на ленинской платформе, вдруг пригласили на совещание в Кремль. Это было часов в семь-восемь вечера. В небольшой комнате собрались Ленин, Сталин, Каменев, Петровский, Каганович, наверное, и Молотов был, Шмидт, Рудзутак, Рыков. Ленин сидел за столом, Сталин позади Ленина ходил и курил трубку.
Когда Ленин предложил собрать сторонников платформы втайне от других, чтобы наметить кандидатуры для выборов в ЦК, Сталин, который все время молчал, подал реплику: «Товарищ Ленин, это же будет заседание фракции, как это можно допустить?» Ленин ответил: «Смотрите, старый и рьяный фракционер – и боится организации. Вот странно! В это время, пока мы здесь сидим, троцкисты второй раз собираются. У них уже готов список кандидатов в ЦК. Они ведут свою работу. Нельзя с этим не считаться. Надо подготовиться, чтобы не дать им возможности победить, а то они могут провести много своих людей в ЦК». Действительно, тогда на съезде авторитетных деятелей было сравнительно мало, и те в большинстве были на стороне Троцкого. На стороне же Ленина были организаторы из рабочих.
Еще одна встреча со Сталиным произошла при обсуждении его доклада по национальному вопросу. В нем было одно место, которое я считал неправильным. Характеризуя районы России в смысле подготовленности к социалистической революции, он из Закавказья выделил Азербайджан, отнеся его к отсталым феодальным районам Востока, где речь может идти только о ликвидации феодализма.
Я ждал, что кто-нибудь из Азербайджанской компартии опровергнет это утверждение, но никто из них не выступил. И тогда выступил я, выступил резко. Сталин в заключительном слове доказывал, что прав он, а не я.
А через год, накануне ХI съезда партии, меня по телеграфу вызвали в ЦК, где сказали, что нужно идти к Сталину на квартиру. Он принял меня тепло и передал поручение со ссылкой на Ленина и ЦК: ехать в Сибирь на помощь ленинцам, чтобы на съезде не оказалось много троцкистов. В то время, когда кончилась беседа со Сталиным, в квартиру к нему неожиданно для меня вошел Ленин. И Сталин выиграл в моих глазах: я увидел, что он является правой рукой Ленина в таких важных внутрипартийных вопросах. Это было на самом деле большое поручение, раз такое доверие ЦК оказывал мне через Сталина.
После XI съезда партии Сталин стал энергично проявлять себя в подборе кадров, организации и перестановке их на местах и в центре. И то, что он делал, насколько я знал, мне нравилось.
Позднее, когда мне приходилось перед ЦК ставить практические вопросы, они всегда находили со стороны Сталина правильное понимание. Он быстро схватывал суть дела, и я не помню ни одного случая, чтобы наши серьезные предложения были отклонены ЦК или правительством.
Все это укрепляло мое доверие к Сталину, и я стал часто обращаться к нему, а во время поездок в Москву бывать у него.
Весной 1923 года, кажется в мае, я зашел к нему днем на квартиру. Он жил тогда в первом доме направо от Троицких ворот, на втором этаже. Комнаты простые, не особенно просторные. Кабинет был даже очень маленьким.Сталин вышел из кабинета с перевязанной рукой. Я это увидел впервые и, естественно, спросил, что с ним. «Рука болит, особенно весной. Ревматизм, видимо. Потом проходит». На вопрос, почему он не лечится, ответил: «А что врачи сделают?» У него было скептическое отношение к врачам и курортам. До этого он один раз отдыхал в Нальчике, в небольшом домике, без врачебного надзора. А потом ни на каких курортах не был и не хотел бывать.
Я стал уговаривать его полечиться на мацестинских ваннах. При этом сослался на Председателя ЦКК Сольца, который каждый год ездил в Мацесту и очень хвалил ее. Знал я это потому, что тогда не было прямых поездов Москва – Сочи, поэтому Сольц ездил через Ростов и останавливался у меня на квартире. Я говорил Сталину: «Поезжай полечись» (мы были уже на «ты»). Он спорил. Словом, еле-еле уговорил.
Привезли его в Сочи, поместили в купеческом домике из трех спальных комнат и одной столовой-гостиной. Этот домик и сейчас сохранился. Я выбрал этот домик и предложил Сталину там поселиться, ведь это было в пределах моего края.
Мацеста на Сталина повлияла очень хорошо. К концу курса лечения он получил большое облегчение. Боль в руке почти прошла. Он был очень доволен. Но врачи сказали, что одного курса недостаточно, и он стал ездить в Мацесту каждый год. Я его всегда там навещал.
Сочи так понравились Сталину, что он ездил туда даже тогда, когда уже не нуждался в мацестинских ваннах. Только после войны он провел одно лето в Ливадии, поселившись в Ливадийском дворце. Честно говоря, я был этим очень недоволен. Ведь до войны дворец считался курортом для трудящихся крестьян. Это было, на мой взгляд, политической бестактностью.
В Москве мы встречались со Сталиным у него на квартире, когда я приезжал туда по партийным делам. Сталин тогда работал во всю силу. Не так много по времени (мы, молодые, больше работали), но, учитывая его способности, он был в полной форме, что вызывало к нему уважение, а манера поведения – симпатию.
Со Сталиным в обращении мы так и остались на «ты». Вообще со Сталиным очень узкий круг лиц был взаимно на «ты»: Орджоникидзе, Калинин, несколько позже – Молотов, Ворошилов, затем Киров, Бухарин, Каменев.
В личной жизни Сталин был очень скромен, одевался просто. Ему очень шла гражданская одежда, подчеркивавшая еще больше его простоту. Часто я у него обедал дома и на даче один или – до середины 30-х годов – с женой. Между прочим, моя жена безоговорочно верила Сталину, уважала его и считала, что все беззакония, которые творились, делаются без его ведома.
Раньше обеды у Сталина были как у самого простого служащего: обычно из двух блюд или из трех – суп на первое, на второе мясо или рыба и компот на третье. Иногда на закуску – селедка. Подавалось изредка легкое грузинское вино.Но после смерти жены, а особенно в последние годы, он очень изменился, стал больше пить, и обеды стали более обильными, состоявшими из многих блюд. Сидели за столом по три-четыре часа, а раньше больше получаса никогда не тратили.
Сталин заставлял нас пить много, видимо, для того, чтобы наши языки развязались, чтобы не могли мы контролировать, о чем надо говорить, о чем не надо, а он будет потом знать, кто что думает.
Постепенно он стал увлекаться разнообразной едой. Обстановка обеда или ужина была организована разумно в том смысле, что девушки, которые подавали, ставили закуски на стол сразу, а супы – на другой стол. Каждый брал то, что хотел, потом подходил к другому столу, наливал себе тот или другой суп, брал чистую салфетку. Словом – самообслуживание. Одновременно с едой обсуждались разные вопросы, он даже говорил, что это вроде политического клуба.
Сталин очень любил рыбные блюда. Несколько сортов всегда было: дунайскую сельдь очень любил, керченскую, рыбца копченого, шемаю копченую, отварную рыбу; птицу любил: цесарок, уток, цыплят. Любил тонкие ребра барашка, сделанные на вертеле. Очень вкусная вещь. Тонкие ребра, мало мяса, сухо зажаренные. Это блюдо всем всегда нравилось. И перепела отварные.
Бывало, часа два посидим, и уже хочется разойтись. Но он заводил беседу, задавал вопросы на деловые темы. Обычно все проходило нормально, но иногда он, не сдерживая себя, горячился, грубил, нападал на тех или других товарищей. Это оставляло неприятный осадок. Но такое было не часто.
Я наблюдал за Сталиным, сколько он ел. Он ел минимум в два раза больше меня. А я считал, что объедаюсь. Например, он брал глубокую тарелку, смешивал два разных супа в этой тарелке, потом по крестьянской привычке, которую я знал по своей деревне, крошил кусочками хлеб в горячий суп, покрывал все это другой тарелкой – пар сохранялся там, и хлеб впитывал влагу – и доедал все это до конца. Потом закуски, вторые блюда, много мяса. Ел он медленно, запивая вином.
Он любил выдумывать и заказывать блюда, неизвестные нам. Например, стал заказывать поварам и постепенно совершенствовать одно блюдо – не то суп, не то второе. В большом котле смешивались баклажаны, помидоры, картошка, черный перец, лавровый лист, кусочки нежирного бараньего мяса. Это блюдо подавалось в горячем виде. Туда добавляли кинзу и другие травы. Сталин дал ему название «Арагви».
Один раз Сталин сказал, чтобы я организовал доставку в Москву нельмы. Это было нетрудно, стали привозить сырую рыбу. Я впервые в жизни узнал, что можно есть сырую рыбу. Вначале было противно даже трогать ее. Но потом понравилось. Крепко замороженная, как камень, тонко наструганная ленточками, она сразу подавалась на стол, чтобы не разморозилась. Пробовали сперва несмело, а потом понравилось. Ощущение во рту было приятное, как будто кондитерское изделие. Брали рыбу, потом чеснок и соль и сразу же запивали рюмкой коньяку.
Когда отношения со Сталиным у меня были еще хорошие, я иногда посылал ему несколько бутылок новых вин, главным образом грузинских или крымских. Это ему нравилось. Но с началом репрессий и усилившейся мнительностью Сталина я перестал это делать. Когда же появился Берия, то он стал присылать Сталину разные сорта вин. А пили мы их все вместе. В последние годы, когда мнительность Сталина резко возросла, он делал так: поставит новую бутылку и говорит мне или Берии: «Вы, как кавказцы, разбираетесь в винах больше других, попробуйте, стоит ли пить это вино?» Я всегда говорил, хорошее вино или плохое, – нарочно пил бокал до конца. Берия тоже. Каждое новое вино проверялось таким образом. Я думал: почему он это делает? Ведь самое лучшее – ему самому попробовать вино и судить, хорошее оно или плохое. Потом мне показалось, и другие подтвердили, что таким образом он охранял себя от возможности отравления: ведь винное дело было подчинено мне, а бутылки присылал Берия, получая из Грузии. Вот на нас он и проверял.Как правило, атмосфера во время этих обедов была товарищеская, особенно до войны. Рассказывали разные вещи, которые всех могли интересовать, говорили о своей работе. Я много рассказывал, как занимали Баку в 1920 году, как сидел в закаспийских тюрьмах, о кавказских делах. Особенно я хвалил Ефремова, командира отряда бронепоездов, который первым прорвался в Баку. С моих слов Сталин составил очень высокое мнение о Ефремове, это помогло потом мне вытащить его из тюрьмы и дать командование армией.
Я рассказывал и о делах – успехах и недостатках, всегда откровенно говорил о трудностях на рынке, в снабжении населения, о жалобах. До последних лет он слушал меня внимательно и ценил такую информацию, а я этим пользовался.
Потом, особенно после войны, Сталин стал раздражительным. Я же по старой привычке рассказывал ему все, что знал: что происходит в стране, что народ волнует. Говорил, что нет мяса, нет некоторых товаров, и о других недостатках. Сталин стал нервничать, сердиться – почему нет? Раз он очень раздраженно стал меня допытывать, почему нет продуктов. Я ответил, как думал. Это было время, когда Маленков в Совмине ведал сельским хозяйством. Я сказал Сталину: «Пусть Маленков скажет, почему отсутствуют необходимые продукты, ему легче это сделать». Я правду говорил. Сталин посмотрел на Маленкова. Тот молчал, делая вид, что со мной спорить нечего. Сталин, видимо, понял, не стал допрашивать Маленкова, ибо тот все равно не мог ничего объяснить.
И до этого, и в данном случае Маленков или Берия наступали мне на ногу под столом, давая понять, чтобы я перестал такие откровенные вещи говорить. Я смотрел на них удивленно. Потом, когда спорил с ними, доказывая, что я прав, они мне говорили: «А какая польза от этого? Это только раздражает Сталина. Он начинает нападать то на одного, то на другого. Ему надо говорить все то, что понравится, чтобы создать атмосферу благополучия, не портить обстановки за обедом». Я срывался еще несколько раз, но меня вновь предупреждали, и постепенно я стал говорить о делах мало и между прочим.
Но когда я докладывал решение о снижении цен на товары, я ему прямо говорил о положении с этим делом. Начиная с 1949 года обычно я подготавливал проекты решений о снижении цен на товары. Я говорил, что нельзя снижать цены на мясо и сливочное масло, на белый хлеб, во-первых, потому, что этого у нас не хватает, и, во-вторых, отразится на закупочных ценах, что отрицательно скажется на производстве этих продуктов, а при нехватке этих товаров да при таком снижении цен будут огромные очереди, а это приведет к спекуляции: ведь рабочие не смогут днем в магазин пойти, значит, товары будут скупать спекулянты. Государство от этого только потеряет и рабочих не заинтересует. И насчет белого хлеба: население мало его потребляет, а снижение цен на белый хлеб без снижения на черный нарушит пропорцию между ними и искусственно поощрит спрос на белый хлеб. Его же у нас тоже не хватает. Но Сталин настаивал, говоря, что это нужно сделать в интересах интеллигенции.
Наши хорошие отношения – когда они были хорошими – создали для меня благоприятную атмосферу для товарищеской работы и нормальных деловых разговоров со Сталиным. Когда-то, в начале 30-х годов, он умел спокойно выслушать или высказаться недлинно, но метко, быстро схватывая, о чем говорили, любил, чтобы кто-нибудь вечером бывал у него. Бывали Молотов, Ворошилов, я, Орджоникидзе, Киров, когда приезжал. Только не было обильного обеда, обильной выпивки, больше сидели за чаем. Такие встречи помогали ему получать информацию, память у Сталина была отличная. Но в последние годы память у него стала сдавать сильно. Однажды он даже забыл фамилию Булганина в его присутствии.
Сталин не любил широкого круга людей, посещения заводов, колхозов, собраний, что до 30-х годов еще как-то выносил. Кажется, был тогда на заводе «Динамо» и еще где-то, но мало. Однако из бесед с окружающими товарищами, из их информации он много знал, так как эти люди, как правило, были квалифицированными, умеющими правильно разбираться в фактах и событиях, и поэтому Сталин был в целом в курсе всего того, что происходит в стране и за рубежом.
В 1934 году он настолько привязался ко мне, что по вечерам мы сидели долго, говорили, он мне советы давал. Однажды предложил остаться ночевать у него на даче. Я, конечно, остался. Звонил жене, что остаюсь ночевать у Сталина. Это был первый случай, когда я не ночевал у себя дома. Для жены это было нежелательно. Прошло несколько дней, и он опять предложил остаться ночевать. Я снова предупредил жену, что не приду домой, так как она всегда меня ждала, в какое бы время я ни приходил. Когда это произошло в третий раз, вижу (хоть жена не говорит прямо, но по глазам видно), что она не знает, верить мне или нет. А как можно было проверить, что я у Сталина? Можно было верить только на слово. Правда, она меня знала, никаких оснований для ревности за всю нашу жизнь у нее не было. И все же в следующий раз, когда Сталин стал оставлять меня ночевать, я сказал, что моя жена волнуется, когда меня нет дома. Он не настаивал.
После меня у него часто ночевал Сванидзе, брат его первой жены. Видимо, ему было скучно совсем одному. Позже, когда Сванидзе не стало, у Сталина никто ночевать уже не оставался, и он не предлагал этого никому.Он запирался в спальне один изнутри. Видимо, у него появилась мания преследования на фоне его расправ с людьми. И страх.
Книга Анастаса Ивановича Микояна «Так было», подготовленная его сыном, Сергеем Микояном, выходит в октябре в издательстве «ВАГРИУС» в серии «Мой 20-й век».
Авторы:
США признали правительство большевиков последними — в 1933 году. Но отношения между оплотом капитализма и государством рабочих и крестьян не прерывались с самого Октябрьского переворота. Одним из тех, кто выступал посредником между Вашингтоном и Москвой в годы Гражданской войны и НЭПа, был промышленник Арманд Хаммер, доверенное лицо Ленина.
В советское время бытовала загадка: От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича. Ответ — советский хозяйственник Анастас Микоян, человек и колбасный завод. По аналогии с ним промышленника Арманда Хаммера можно охарактеризовать так — от Ильича до Сергеича и далее по тексту, поскольку свою неоднозначную деятельность "красный миллионер", как его называли на Западе, начал при Владимире Ленине, а завершил в годы горбачевской перестройки. Однако не только долгая жизнь позволяет сопоставлять большевистского функционера и американского бизнесмена, но как ни странно, искусство. Микоян и Хамманд активно взаимодействовали, когда первый в должности наркома торговли распродавал на Запад шедевры из российских музеев. А Хаммер их с удовольствием скупал, ведь просили за них сущие копейки.
Впервые Арманда Хаммера, потомка евреев-эмигрантов из России и врача по образованию, занесло на родину предков в 1921 году, в разгар голода в Поволжье, от которого погибло порядка 5 миллионов человек. Он в то время возглавлял небольшую фармацевтическую компанию Allied Drug and Chemical и считал, что Россия, разоренная двумя войнами — Первой мировой и Гражданской — многообещающее поле деятельности. Но трясясь в поезде в время ознакомительной поездки по стране, организованной ВСНХ, Хаммер был настолько поражен масштабами социальной катастрофы, разгулом холеры, тифа и детских заболеваний, что, проехав от Самары до Екатеринбурга, принял решение привезти в голодную Россию миллион бушелей американской пшеницы. Из-за богатейшего урожая фермеры в США не знали, куда деть зерно, и попросту сжигали его, чтобы не допустить падения цен. Расплачивалась Страна Советов сибирской пушниной, черной икрой и изъятыми у "бывших эксплуататорских классов" ценностями.
Деловая хватка Арманда Хаммера помогла провернуть эту жизненно важную для большевистского режима сделку, несмотря на его политическую и экономическую блокаду со стороны стран Запада. При том, что лично он не вложил в нее ни цента, комиссионные ловкача-фармацевта составили 100 тысяч долларов. Он становится доверенным лицом главы Совнаркома Владимира Ульянова-Ленина. Тогда же он понял, что проще и выгоднее иметь дело с не имеющими никакой опоры в мире большевистскими вождями, чем с западными коллегами по бизнесу, потому что попытка продать полученные в России ценности обернулась чередой судебных исков от бывших владельцев и их родственников, обвинивших Хаммера в скупке краденого. Он становится агентом советского влияния в капиталистических странах. И тогда же — объектом пристального внимания ФБР, а позднее и ЦРУ.
В 1926 году Хаммер открыл в Москве первую в СССР карандашную фабрику. К концу 20-х годов Арманд Хаммер становится самым влиятельным американцем в России, представляя интересы 37 крупнейших компаний США, включая концерн Генри Форда. Как раз в это время начинается волна распродаж хранящихся в российских музеях произведений мирового искусства, поскольку для проведения индустриализации советскому правительству отчаянно требовалась валюта. И для ее скорейшего получения были все средства хороши.
Ответственным за разбазаривание национального достояния был назначен нарком торговли Анастас Микоян. А основным их покупателем, пользуясь своим влиянием в кругах советской элиты, стал как раз "красный миллионер" Арманд Хаммер. По бросовым ценам он приобретал целые коллекции живописи и скульптуры из собрания ленинградского Эрмитажа. Именно он вывез на Запад знаменитую серию яиц Фаберже, которую несколько лет назад вернул на родину Виктор Вексельберг за 90 миллионов долларов. Теперь предприимчивый аферист мог не опасаться исков за скупку краденого, ведь бывшие владельцы — императорская семья — были уничтожены еще в годы Гражданской войны.
Путешествие во времени: Хитрый доллар
С началом индустриализации Хаммер решает покинуть Россию, в которой прожил целых восемь лет. Видимо, сталинские методы хозяйствования начинали вызывать в нем беспокойство. К тому же власти в 1932 году решили национализировать его карандашный бизнес, правда, в качестве признания его заслуг перед Советами он получил небольшой выкуп. Усилия Хаммера сыграли свою роль в том, что большевистский режим в России был наконец признан Соединенными Штатами. После отъезда из Москвы оборотистый доктор неоднократно возвращался в обогатившую его страну. Позднее при его участии в Тольятти был построен крупнейший в СССР завод по производству аммиака, а также Совинцентр в Москве, нынешний Центр международной торговли на Красной Пресне. Он дружил со всеми советскими лидерами кроме Сталина, а последнему из них, Михаилу Горбачеву, любил рассказывать о своих впечатлениях от Владимира Ленина.
Однако основное поле деятельности "красного миллионера" теперь располагалось на Западе. После отмены в США сухого закона его компания становится крупнейшим производителем спиртного в стране. А в конце 50-х он приобрел небольшую нефтяную компанию Occidental Petroleum , которая благодаря огромным взяткам придворным ливийского короля Идриса становится фактическим монополистом на только что открытых в африканской стране месторождениях. К началу 80-х годов обороты Хаммера достигали полумиллиарда долларов в год.
Он преподнес любимому Советскому Союзу картину Гойи, которая до сих пор остается единственной в России. Но многие эксперты полагают что это подделка, поскольку купил Хаммер ее за несчастные 60 тысяч долларов. А взамен ему подарили оригинального Казимира Малевича, которого делец тут же продал за 750 тысяч. Даже после своей смерти "красный миллионер" сумел всех обмануть. Орудуя Occidental Petroleum как собственной свиньей-копилкой, он наобещал золотые горы многим благотворительным организациям и музеям. Но будучи крупнейшим нефтепромышленником, он сумел промотать все свои миллионы. И его наследникам не досталось ничего, кроме долгов.
Легенда СССР, "любимый нарком Сталина", проживший от "Ильича до Ильича без инфаркта и паралича", и один из 26 бакинских комиссаров Анастас Иванович Микоян родился 123 года назад — 25 ноября 1895-го. Именно он привез в СССР рецепт того самого наивкуснейшего мороженного, о котором тоскуют сегодня "потерянные поколения". Он придумал, как победить полиомиелит, и опередил США в создании "Макдоналдса". И он же придумал "Советское шампанское".
Вспоминает самые интересные факты из биографии этого человека.
Оставив за рамками повествования революционно-политическую жизнь героя, отметим, что именно Микоян создал тот пищепром, который во времена социализма кормил СССР, а сегодня кормит Россию.
Американская еда в России
Тёплым летним вечером 1936 года Микоян, сопровождаемый волей вождя, с супругой был отправлен в Североамериканские Соединенные Штаты, чтобы присмотреть там что-нибудь подходящее для нашей страны в плане питания. Через три года после этой поездки в СССР была опубликована "кулинарная библия" – "Книга о вкусной и здоровой пище", которая появилась при непосредственном участии Анастаса Микояна и буквально проникнута преклонением перед американским опытом и желанием перенести его на советскую почву.
В книге постоянно встречаются цитаты типа: "Намечая меню завтрака, полезно вспомнить хороший американский обычай: подавать к раннему завтраку различные фрукты". Правда, следующие, послевоенные издания книги вышли уже несколько "кастрированными". В 1952 году исчезли все упоминания об Америке и американской еде, в 1954 году о Сталине, в 1974 году и о самом Микояне.
Что такое "советское мороженое"
В первом же пункте пребывания в США – Нью-Йорке делегация во главе с Микояном попробовала на вкус и отобрала в качестве перспективных восемь сортов мороженого. Памятные многим нашим читателям со стажем пломбир сливочный и молочный, крем-брюле, эскимо, ванильное, фруктовое мороженое были рекомендованы для производства в СССР.
Первые образцы его появились в продаже 4 ноября 1937 года. Качество лакомства контролировалось жесточайшим образом. Основой качества были натуральные ингредиенты, исключительно молочные жиры и отсутствие консервантов. Практически четверть века, учитывая интерес могущественного Микояна к данному продукту, какие-либо "шалости" с рецептурой были исключены.
Кое-что о майонезе "Провансаль"
11 сентября 1936 года в Чикаго на сельскохозяйственной выставке Микоян ознакомился с технологией производства майонеза, получившего впоследствии наименование "Провансаль", и заключил соглашение на производство этого продукта по американской технологии в СССР.
Однако этот майонез в СССР почему-то никого не интересовал. Москвичей в 1937 году приучали к употреблению майонеза, рекламируя его в гастрономах. Кстати, термин "гастроном" придумал тоже Микоян.
Сталин терпеть не мог сухое шампанское
Интересная история произошла с началом массового производства напитка, который назывался "Советское шампанское". Товарищ Сталин сказал, что стахановцы сейчас зарабатывают много денег; много зарабатывают инженеры и другие трудящиеся. "А если захотят купить шампанское, смогут ли они его достать?" — поинтересовался вождь. Шампанское – признак материального благополучия, признак зажиточности!
Поездка Микояна по США с посещением завода "газированного шампанского" в Окленде определила, что относительно дешёвый и приятный на вкус напиток нужно делать по этой технологии. Массовый выпуск "Советского шампанского" начался в 1937 году. Сталину, как вспоминал Микоян, не нравилось сухое шампанское и "брют". А вот сладкое и полусладкое он пил с удовольствием. В результате напиток стал поистине "народным", и никакой Новый год, никакая свадьба не могли обойтись без "Советского шампанского". Другого, настоящего, у нас в стране тогда не было…
Хлеб – всему голова!
Казалось бы, что могла какая-то там Америка дать Советскому Союзу – наследнику великой хлебопроизводящей России для производства основного массового продукта питания – хлеба? Оказывается, могла, да ещё как! В США в те времена на хороших заводах всё было механизировано: к хлебу не прикасалась рука человека. В сентябре 1936 года в Чикаго Микоян ознакомился с промышленным производством хлеба и закупил оборудование для хлебозаводов.
Холодильники — тоже детище Микояна
Возвратившись из США, Микоян поставил вопрос о том, чтобы приступить и у нас к массовому производству домашних холодильников, причём организовать производство на нескольких наших наиболее крупных машиностроительных заводах (что впоследствии и было сделано). Первые образцы советских бытовых холодильников, изготавливавшихся по образу и подобию американских, появились в 1939 году, но по-настоящему массовый выпуск их начался через десять с лишним лет.
Как у нас в 1937 году чуть не появился "Макдоналдс"
Прогуливаясь летом 1936 года по Нью-Йорку, Микоян обратил внимание на замечательный продукт местного общепита, продававшийся прямо на улицах, так называемые "хамбургеры". Впечатлённый увиденным, Микоян с присущим ему размахом сразу заказал в Штатах 25 машин по производству котлет, которые могли производить два миллиона "советских гамбургеров" в день. А потом купил образцы жаровен для разогрева этих изделий и завод по производству булочек.
Выпуск гамбургеров в СССР начался в 1937 году, но вот на "Кока-колу" денег не хватило – не захотели американцы продавать рецепт, предлагали лишь поставки концентрата. А Микоян в 1936 году мечтал о том, что наши граждане будут запивать гамбургеры "Кока-колой". Для тех, кто не помнит, напомним, что первый "Макдоналдс", где эта идея была реализована, открылся в США лишь 15 мая 1940 года…
Дуэль с вирусом полиомиелита
Эпидемия полиомиелита была в СССР настоящим бедствием: порядка 20 тысяч детей ежегодно превращались в инвалидов, их поражал частичный либо полный паралич, еще около восьми тысяч детей не выдерживали схватки с болезнью и умирали. Узнав истинное положение дел, в ситуацию вмешался Анастас Микоян. Он "пробил" создание Института полиомиелита и посоветовал двум лучшим вирусологам страны — Анатолию Смородинцеву и Михаилу Чумакову — поехать в США, чтобы изучать опыт американцев в борьбе с недугом.
Советские вирусологи нашли две лаборатории, которым удалось продвинуться в изучении полиомиелита дальше других. Теперь очередь была за тем, чтобы получить от американцев штаммы. Сделать это можно было лишь после заключения межправительственного соглашения. И здесь вновь помог Микоян: "Не ждите, это долго, поезжайте и берите, что нужно, я прикрою". Он "пробил" и этот вопрос, более того, первые полиомиелитные вакцины в виде драже были произведены на Микояновских кондитерских фабриках.
Анастас Иванович Микоян умер в октябре 1978 года, не дожив всего один месяц до своего 83-летия. Это был человек поучительной судьбы, показавший пример необычного в нашей стране политического долголетия. Еще в 1919 году Микоян был избран во ВЦИК РСФСР. Затем стал членом ЦИК СССР и Президиума Верховного Совета СССР до 1974 года. Таким образом, в составе высших органов Советской власти Микоян состоял 55 лет. Микоян 54 года подряд был членом ЦК партии и 40 лет работал в составе Политбюро ЦК. Ни один из руководителей КПСС и Советского государства, кроме Ворошилова, не мог бы по "стажу" руководящей работы конкурировать с Микояном.
